Неточные совпадения
— Я хочу предостеречь тебя в том, — сказал он тихим голосом, — что по неосмотрительности и легкомыслию ты
можешь подать в свете повод говорить о тебе. Твой слишком оживленный разговор
сегодня с графом Вронским (он твердо и с спокойною расстановкой выговорил это имя) обратил
на себя внимание.
— Как не
может быть? — продолжал Раскольников с жесткой усмешкой, — не застрахованы же вы? Тогда что с ними станется?
На улицу всею гурьбой пойдут, она будет кашлять и просить и об стену где-нибудь головой стучать, как
сегодня, а дети плакать… А там упадет, в часть свезут, в больницу, умрет, а дети…
— А я так даже подивился
на него
сегодня, — начал Зосимов, очень обрадовавшись пришедшим, потому что в десять минут уже успел потерять нитку разговора с своим больным. — Дня через три-четыре, если так пойдет, совсем будет как прежде, то есть как было назад тому месяц, али два… али, пожалуй, и три? Ведь это издалека началось да подготовлялось… а? Сознаётесь теперь, что,
может, и сами виноваты были? — прибавил он с осторожною улыбкой, как бы все еще боясь его чем-нибудь раздражить.
— А вот ты не была снисходительна! — горячо и ревниво перебила тотчас же Пульхерия Александровна. — Знаешь, Дуня, смотрела я
на вас обоих, совершенный ты его портрет, и не столько лицом, сколько душою: оба вы меланхолики, оба угрюмые и вспыльчивые, оба высокомерные и оба великодушные… Ведь не
может быть, чтоб он эгоист был, Дунечка? а?.. А как подумаю, что у нас вечером будет
сегодня, так все сердце и отнимется!
Ты знаешь, у меня
сегодня собираются
на новоселье,
может быть, уж и пришли теперь, да я там дядю оставил, — забегал сейчас, — принимать приходящих.
А
сегодня поутру, в восемь часов, — то есть это
на третий-то день, понимаешь? — вижу, входит ко мне Миколай, не тверезый, да и не то чтоб очень пьяный, а понимать разговор
может.
— Из всех ваших полупьяных рассказов, — резко отрезал Раскольников, — я заключил положительно, что вы не только не оставили ваших подлейших замыслов
на мою сестру, но даже более чем когда-нибудь ими заняты. Мне известно, что
сегодня утром сестра моя получила какое-то письмо. Вам все время не сиделось
на месте… Вы, положим,
могли откопать по дороге какую-нибудь жену; но это ничего не значит. Я желаю удостовериться лично…
— И ты прав, ей-богу прав! — сказал самозванец. — Ты видел, что мои ребята смотрели
на тебя косо; а старик и
сегодня настаивал
на том, что ты шпион и что надобно тебя пытать и повесить; но я не согласился, — прибавил он, понизив голос, чтоб Савельич и татарин не
могли его услышать, — помня твой стакан вина и заячий тулуп. Ты видишь, что я не такой еще кровопийца, как говорит обо мне ваша братья.
Оборвав фразу, она помолчала несколько секунд, и снова зашелестел ее голос. Клим задумчиво слушал, чувствуя, что
сегодня он смотрит
на девушку не своими глазами; нет, она ничем не похожа
на Лидию, но есть в ней отдаленное сходство с ним. Он не
мог понять, приятно ли это ему или неприятно.
Сегодня она была особенно похожа
на цыганку: обильные, курчавые волосы, которые она никогда не
могла причесать гладко, суховатое, смуглое лицо с горячим взглядом темных глаз и длинными ресницами, загнутыми вверх, тонкий нос и гибкая фигура в юбке цвета бордо, узкие плечи, окутанные оранжевой шалью с голубыми цветами.
Его несколько тревожила сложность настроения, возбуждаемого девушкой
сегодня и не согласного с тем, что он испытал вчера. Вчера — и даже час тому назад — у него не было сознания зависимости от нее и не было каких-то неясных надежд. Особенно смущали именно эти надежды. Конечно, Лидия будет его женою, конечно, ее любовь не
может быть похожа
на истерические судороги Нехаевой, в этом он был уверен. Но, кроме этого, в нем бродили еще какие-то неопределимые словами ожидания, желания, запросы.
—
Сегодня он — между прочим — сказал, что за хороший процент банкир
может дать денег хоть
на устройство землетрясения. О банкире — не знаю, но Захар — даст. Завтракать — рано, — сказала она, взглянув
на часы. — Чаю хочешь? Еще не пил? А я уже давно…
— Приехала
сегодня из Петербурга и едва не попала
на бомбу; говорит, что видела террориста, ехал
на серой лошади, в шубе, в папахе. Ну, это, наверное, воображение, а не террорист. Да и по времени не выходит, чтоб она
могла наскочить
на взрыв. Губернатор-то — дядя мужа ее. Заезжала я к ней, — лежит, нездорова, устала.
— Что вы скажете? Ничего вы не
можете сказать про меня! — задорно, и отчасти с беспокойством, говорила она. — Что вы это
сегодня выдумали! Нашло
на вас!..
Я от этого преследования чуть не захворала, не видалась ни с кем, не писала ни к кому, и даже к тебе, и чувствовала себя точно в тюрьме. Он как будто играет,
может быть даже нехотя, со мной.
Сегодня холоден, равнодушен, а завтра опять глаза у него блестят, и я его боюсь, как боятся сумасшедших. Хуже всего то, что он сам не знает себя, и потому нельзя положиться
на его намерения и обещания:
сегодня решится
на одно, а завтра сделает другое.
— Нет, Иван Иванович,
сегодня! — торопливо перебила она, — что у вас такое? я хочу знать… Мне хотелось бы самой поговорить с вами…
может быть, я опоздала… Не
могу стоять, я сяду, — прибавила она, садясь
на скамью.
Он произвел
на меня такое грязное и смутное впечатление, что, выйдя, я даже старался не думать и только отплевался. Идея о том, что князь
мог говорить с ним обо мне и об этих деньгах, уколола меня как булавкой. «Выиграю и отдам
сегодня же», — подумал я решительно.
— Ты
сегодня особенно меток
на замечания, — сказал он. — Ну да, я был счастлив, да и
мог ли я быть несчастлив с такой тоской? Нет свободнее и счастливее русского европейского скитальца из нашей тысячи. Это я, право, не смеясь говорю, и тут много серьезного. Да я за тоску мою не взял бы никакого другого счастья. В этом смысле я всегда был счастлив, мой милый, всю жизнь мою. И от счастья полюбил тогда твою маму в первый раз в моей жизни.
Теперь я вижу твой взгляд
на мне и знаю, что
на меня смотрит мой сын, а я ведь даже вчера еще не
мог поверить, что буду когда-нибудь, как
сегодня, сидеть и говорить с моим мальчиком.
Только что убежала она вчера от нас, я тотчас же положил было в мыслях идти за ней следом сюда и переубедить ее, но это непредвиденное и неотложное дело, которое, впрочем, я весьма бы
мог отложить до
сегодня…
на неделю даже, — это досадное дело всему помешало и все испортило.
Сегодня старик приехал рано утром и написал предлинное извинение, говоря, что он огорчен случившимся; жалеет, что мы не
можем указать виновных, что их бы наказали весьма строго; просил не сердиться и оправдывался незнанием корейцев о том, что делается «внутри четырех морей», то есть
на белом свете.
На фрегате ничего особенного: баниосы ездят каждый день выведывать о намерениях адмирала.
Сегодня были двое младших переводчиков и двое ондер-баниосов: они просили, нельзя ли нам не кататься слишком далеко, потому что им велено следить за нами, а их лодки не угоняются за нашими. «Да зачем вы следите?» — «Велено», — сказал высокий старик в синем халате. «Ведь вы нам помешать не
можете». — «Велено, что делать! Мы и сами желали бы, чтоб это скорее изменилось», — прибавил он.
Сегодня были японцы с ответом от губернатора, что если мы желаем, то
можем стать
на внутренний рейд, но не очень близко к берегу, потому что будто бы помешаем движению японских лодок
на пристани.
Хиония Алексеевна готова была даже заплакать от волнения и благодарности. Половодова была одета, как всегда, богато и с тем вкусом, как унаследовала от своей maman. Сама Антонида Ивановна разгорелась
на морозе румянцем во всю щеку и была так заразительно свежа
сегодня, точно разливала кругом себя молодость и здоровье. С этой женщиной ворвалась в гостиную Хионии Алексеевны первая слабая надежда, и ее сердце задрожало при мысли, что,
может быть, еще не все пропало, не все кончено…
— Сударыня, сударыня! — в каком-то беспокойном предчувствии прервал опять Дмитрий Федорович, — я весьма и весьма,
может быть, последую вашему совету, умному совету вашему, сударыня, и отправлюсь,
может быть, туда…
на эти прииски… и еще раз приду к вам говорить об этом… даже много раз… но теперь эти три тысячи, которые вы так великодушно… О, они бы развязали меня, и если можно
сегодня… То есть, видите ли, у меня теперь ни часу, ни часу времени…
— Перемена, перемена! — быстро подхватила Грушенька. — У них секрет, у них был секрет! Митя мне сам сказал, что секрет, и, знаешь, такой секрет, что Митя и успокоиться не
может. А ведь прежде был веселый, да он и теперь веселый, только, знаешь, когда начнет этак головой мотать, да по комнате шагать, а вот этим правым пальцем себе тут
на виске волосы теребить, то уж я и знаю, что у него что-то беспокойное
на душе… я уж знаю!.. А то был веселый; да и
сегодня веселый!
— Слушай, я разбойника Митьку хотел
сегодня было засадить, да и теперь еще не знаю, как решу. Конечно, в теперешнее модное время принято отцов да матерей за предрассудок считать, но ведь по законам-то, кажется, и в наше время не позволено стариков отцов за волосы таскать, да по роже каблуками
на полу бить, в их собственном доме, да похваляться прийти и совсем убить — все при свидетелях-с. Я бы, если бы захотел, скрючил его и
мог бы за вчерашнее сейчас засадить.
— Lise, ты с ума сошла. Уйдемте, Алексей Федорович, она слишком капризна
сегодня, я ее раздражать боюсь. О, горе с нервною женщиной, Алексей Федорович! А ведь в самом деле она,
может быть, при вас спать захотела. Как это вы так скоро нагнали
на нее сон, и как это счастливо!
— Слушай, — проговорил Алеша, — она придет, но не знаю когда,
может сегодня,
может на днях, этого не знаю, но придет, придет, это наверно.
— А когда они прибудут, твои три тысячи? Ты еще и несовершеннолетний вдобавок, а надо непременно, непременно, чтобы ты
сегодня уже ей откланялся, с деньгами или без денег, потому что я дальше тянуть не
могу, дело
на такой точке стало. Завтра уже поздно, поздно. Я тебя к отцу пошлю.
— Ну, Бог с ним, коли больной. Так неужто ты хотел завтра застрелить себя, экой глупый, да из-за чего? Я вот этаких, как ты, безрассудных, люблю, — лепетала она ему немного отяжелевшим языком. — Так ты для меня
на все пойдешь? А? И неужто ж ты, дурачок, вправду хотел завтра застрелиться! Нет, погоди пока, завтра я тебе,
может, одно словечко скажу… не
сегодня скажу, а завтра. А ты бы хотел
сегодня? Нет, я
сегодня не хочу… Ну ступай, ступай теперь, веселись.
— Мне
сегодня необыкновенно легче, но я уже знаю, что это всего лишь минута. Я мою болезнь теперь безошибочно понимаю. Если же я вам кажусь столь веселым, то ничем и никогда не
могли вы меня столь обрадовать, как сделав такое замечание. Ибо для счастия созданы люди, и кто вполне счастлив, тот прямо удостоен сказать себе: «Я выполнил завет Божий
на сей земле». Все праведные, все святые, все святые мученики были все счастливы.
Скоро нам опять пришлось лезть в воду.
Сегодня она показалась мне особенно холодной. Выйдя
на противоположный берег, мы долго не
могли согреться. Но вот солнышко поднялось из-за гор и под его живительными лучами начал согреваться озябший воздух.
Мы рассчитали, что если пойдем по тропе, то выйдем
на реку Найну к корейцам, и если пойдем прямо, то придем
на берег моря к скале Ван-Син-лаза. Путь
на Найну нам был совершенно неизвестен, и к тому же мы совершенно не знали, сколько времени
может занять этот переход. До моря же мы рассчитывали дойти если не
сегодня, то, во всяком случае, завтра к полудню.
Сегодня первый раз приказано было сократить выдачу буды наполовину. Но и при этом расчете продовольствия
могло хватить только
на 2 суток. Если по ту сторону Сихотэ-Алиня мы не сразу найдем жилые места, придется голодать. По словам китайцев, раньше в истоках Вай-Фудзина была зверовая фанза, но теперь они не знают, существует она или нет.
Солнце село, еще очень тепло, домой идти не хочется, мы сидим
на траве. Кетчер разбирает грибы и бранится со мной без причины. Что это, будто колокольчик? К нам, что ли?
Сегодня суббота —
может быть.
— Позвольте, сударыня, вам посоветовать.
На погребе уж пять дней жареная телячья нога,
на случай приезда гостей, лежит, так вот ее бы
сегодня подать. А заяц и повисеть
может.
— Вот я и домой пришел! — говорил он, садясь
на лавку у дверей и не обращая никакого внимания
на присутствующих. — Вишь, как растянул вражий сын, сатана, дорогу! Идешь, идешь, и конца нет! Ноги как будто переломал кто-нибудь. Достань-ка там, баба, тулуп, подостлать мне.
На печь к тебе не приду, ей-богу, не приду: ноги болят! Достань его, там он лежит, близ покута; гляди только, не опрокинь горшка с тертым табаком. Или нет, не тронь, не тронь! Ты,
может быть, пьяна
сегодня… Пусть, уже я сам достану.
Долго раздумывал Стабровский и так и этак, а главное — о том, что не сегодня-завтра он
может умереть и Дидя останется совершенно
на произвол судьбы.
У меня
сегодня тяжело
на душе, вы не
можете себе представить.
Весьма понятно, что там, где совокупление происходит
на токах,
на общих сборищах, — ни самцы, ни самки не
могут питать личной взаимной любви: они не знают друг друга;
сегодня самец совокупляется с одною самкой, а завтра с другою, как случится и как придется; точно так же и самка.
Можете себе представить, что и мне
сегодня назначено было тоже прийти
на зеленую скамейку.
Однако уж половина первого, — заключил он, взглянув
на часы, — к делу, князь, потому мне надо поспешить, а
сегодня,
может, мы с вами не встретимся!
— Нельзя будет; я уверен, что я от страха заговорю и от страха разобью вазу.
Может быть, я упаду
на гладком полу, или что-нибудь в этом роде выйдет, потому что со мной уж случалось; мне это будет сниться всю ночь
сегодня; зачем вы заговорили!
— Что
сегодня? — встрепенулся было Ганя и вдруг набросился
на князя. — А, понимаю, вы уж и тут!.. Да что у вас, наконец, болезнь это, что ли, какая? Удержаться не
можете? Да ведь поймите же наконец, ваше сиятельство…
Наконец Лемм вернулся и принес ему клочок бумаги,
на котором Лиза начертила карандашом следующие слова: «Мы
сегодня не
можем видеться;
может быть — завтра вечером.
— Какое слово, какое? — с живостью подхватила старушка. — Что ты хочешь сказать? Это ужасно, — заговорила она, вдруг сбросив чепец и присевши
на Лизиной кроватке, — это сверх сил моих: четвертый день
сегодня, как я словно в котле киплю; я не
могу больше притворяться, что ничего не замечаю, не
могу видеть, как ты бледнеешь, сохнешь, плачешь, не
могу, не
могу.
— А так… Место не настоящее. Золото гнездовое: одно гнездышко подвернулось, а другое,
может,
на двадцати саженях… Это уж не работа, Степан Романыч. Правильная жила идет ровно… Такая надежнее, а эта игрунья:
сегодня позолотит, да год будет душу выматывать. Это уж не модель…
Отец Акакий уже знал, в чем дело, и опять не знал, что посоветовать. Конечно, воротить Феню можно, но к чему это поведет:
сегодня воротили, а завтра она убежит. Не лучше ли пока ее оставить и подействовать
на мужа:
может, он перейдет из-за жены в православие.
Сегодня писал к Павлу Сергеевичу. Он и, верно, вы тотчас повидаете нашу заветную путешественницу, которая одна с запада вашего явилась
на наш восток. Не
могу быть спокоен, пока не узнаю, что она в Нижнем. Каково такой трусихе путешествовать в такую пору, и как нарочно все лето было дождливое и дороги непроходимые.